Слово вот как маркер диалогичности речи (на материале диалектных текстов)

1. Введение
По данным литературы, частица вот относится к наиболее разработанным лексемам русского языка. Описано множество ее функций в разговорной речи (ср., например, Rathmayr 1985, Земская 1987, Долгов, Лейнонен 1988) и в диалектах (например, Шапиро 1953, Сафонова 1985, Гольдин 1998). В настоящей статье частица вот связывается с семантическим компонентом дейксиса, который, по нашему мнению, обусловливает и сопровождает ее функции даже тогда, когда она вовсе не синонимична указательному местоименному наречию вот (ср. Овчинникова 2007). Указательный компонент частицы вот проявляется, с нашей точки зрения, именно в тех позициях, которые традиционно связываются с функцией завершающей и обобщающей. Они и являются объектом нашего анализа. На материале рассказов воспоминаний носителей южнорусских диалектов будет показано, что в этих текстах частица вот выступает как маркер перехода с одного дискурсивного уровня на другой, т. е. указывает на переходы в дискурсивном пространстве, который формируется во время повествования. Эта интерпретация функции предполагает учет специфики коммуникативной ситуации и особенностей жанра рассказа воспоминания.
2. Диалектные рассказы воспоминания как текстовая база
Диалектологам хорошо знакома следующая ситуация: они заходят в дом незнакомого человека, представляются коротко, разъясняют свои цели – и просят того же незнакомого человека рассказывать о своей жизни. При этом из сумки вынимается магнитофон (или какой нибудь более современный записывающий прибор, технических новшеств в этой области множество!), устанавливается микрофон, ищется удобное расположение для разговора и записи. Немалая часть диалектных записей в России производилась и производится именно так: диалектолог побуждает информанта диалектоносителя к подробному рассказу, предоставляя ему при этом большую свободу при отборе тем и стараясь особо не вмешиваться в ход повествования. Показательно, что главный редактор широко используемой до сих пор в диалектологическом анкетировании «Программы собирания сведений для составления диалектологического атласа русского языка» (1947) уже в 1949 г. обращает внимание исследователей на этот метод: «При производстве диалектологических наблюдений надо стараться меньше говорить самому наблюдателю. Его задача лишь поддерживать беседу, задавать вопросы, направлять её по нужному руслу, вовремя менять тему, если беседа иссякает. Это достигается, большей частью, короткими репликами» (Аванесов 1949, 251). Теперь этот метод называется нарративным интервью, а если предметом интервью является жизнь информанта, то это автобиографически нарративное интервью (Schtze 1983, Bortz, Dring 2003: 317 посл.). Дальше пойдет речь о текстах, которые были получены именно в автобиографически нарративном интервью. Они отличаются некоторыми особенностями, которые оказываются существенными для их анализа (ср. Krause 2006). Обратим внимание на два из них.
3. Внутренняя и внешняя диалогичность рассказов воспоминаний
Своей тематической нацеленностью такие тексты характеризуются сложным сцеплением коммуникативных и ментальных процессов. Это рассказы воспоминания (Китайгородская, Розанова 2005, 61–64), которые отражают психологически сложный процесс реконструкции жизненного пути. Считается, что рассказ воспоминание (термины рассказ и повествование и производные от них употребляются нами как синонимы) «составляет один из важнейших компонентов диалектного речевого общения» (Демешкина 2000, 101). Этот жанр является ключевым способом создать и обосновать свое Я, собственную идентичность (ср. современную психотерапию). Иными словами, рассказывая о себе и своем прошлом, повествователь всякий раз воссоздает некий образ самого себя и пытается осмысливать и изображать свою жизнь согласной определенной внутренней «логике». Это имеет место даже тогда, когда говорящий использует как будто готовые повествовательные фрагменты, используемые, очевидно, не раз. При этом осмысление прошлого происходит с позиции тех социокультурных практик и ценностей, которые так или иначе (и часто в скрытом виде) определили бытие повествователя и которые для него актуальны в момент реконструкции прошлого (Rosenthal 1995). Даже сам отбор событий, их композиция и презентация, т. е. собственно повествование (Шмид 2001) отражают эту сложную духовную активность. Таким образом, перед вспоминающим и рассказывающим человеком встает задача осмысленного, когерентного изложения своей жизни. Этот активный по своей природе процесс требует метакогнитивной и метакоммуникативной активности. В речевом материале это проявляется, в частности, в тематизации самого воспоминания – как процесса (примеры (1), (2)), так и его результата (пример (3)). В качестве примеров в статье использованы записи южнорусских донских говоров 1999 г., полученные в экспедиции, поддержанной Немецким исследовательским фондом – DFG (см. Краузе, Саппок 2002).
(1) CHO1 50 1 06 (Расшифровка В. Подрушняк, М. Краузе)
(о ссылке в казахской степи)
– [...] на верблюдах привозили воды [смеется], это вот помню.

(2) CHO1 50 1 02 (Расшифровка В. Подрушняк, М. Краузе)
(о брате информантки)
– [...] а братишка... ей, моло... помоложе её, значит, ну... уехал туда в какой то совхоз, я уж ня помню в какой то он совхоз уехал, [...]

(3) CHO1 50 1 05 (Расшифровка В. Подрушняк, М. Краузе)
– [...] Ой, вы мне простите, пожалуйста. [плачет]
– Д.: Ну, да что...
– Трудно вспоминать. [...]
Эти комментарии отражают прежде всего некоторую эвалуацию (проверку) рассказа воспоминания. Они вербализуют метакогнитивную активность повествователя, направлены на оценку собственной ментальной деятельности и лишь косвенно рассчитаны на адресата. Поэтому мы их считаем индикаторами внутренней диалогичности, обращенной преимущественно на самого себя. Но наблюдаются также компоненты рассказа воспоминания, которые отражают другой – внешний – ориентир. Этим ориентиром служит конкретная коммуникативная ситуация, складывающаяся в ходе интервью. Индикатором этой установки являются выражения, которые тематизируют оценку интересов и ожиданий собеседников (4), их знаний (5).

(4) CHO1 50 1 17 (Расшифровка Л. Л. Касаткина)
(И. рассказывала, как в Рождество с сёстрами и братьями славила Христа. Потом останавливается и спрашивает диалектологов (Д.):)
– Может бы(ть) не надо это, девчата, говорить?
– Д.: Надо, надо, надо.
– Вот и я думаю.
– Д.: Надо.

(5) CHO1 29 1 20 (Расшифровка Л. Л. Касаткин)
[...] Поступила на Рог на работу я, в «Заготзярно». Знаете, Букано(в)ско? Ну (в)от, по эн(тот) бок Дона, «Заготзярно» тож(е).

В рассказах воспоминаниях преобладает «нарративный модус диалоговедения» (Борисова 2005, 138 и посл.), который отличается доминирующим статусом одного коммуниканта. Но, как показывают примеры (1)−(5), тексты этого жанра диалогичны по своей природе (Krause 2006). Диалогичность рассказов воспоминаний имеет двоякую направленность – внешнюю и внутреннюю. Внешняя диалогичность связана с учетом коммуникативной ситуации, в частности партнеров коммуникации. Внутреннюю диалогичность можно себе представить как диалог с самим собой, в основе которого лежит когнитивный механизм мониторинга, самоконтроля, сопровождающий сложную ментальную активность когерентной реконструкции и вербальной подачи прошлого. Оба вида диалогичности указывают на то, что говорящий управляет процессом рассказа воспоминания с позиции hic et nunc актуальной коммуникации (ср. Bhler 1999, 102 и посл.). Поэтому метакогнитивные и метакоммуникативные комментарии указывают на то, что рассказчик не теряет контроля над своим повествованием, как далеко он бы не «ушел» в прошлое.
Хорошо известно, что для диалектной речевой культуры характерен целый набор приемов, которые обеспечивают высокий уровень сценичности, наглядности и изобразительности повествования. Используя разные приемы драматизации, диалектоноситель перед глазами (и ушами!) слушателей воссоздает ситуации прошлого – ситуации темы, как пишет В. Е. Гольдин (1997, 26). Согласно метафоре Бюлера, рассказчик берет слушающего за руку и уводит его в имагинативное пространство прошлого (Bhler 1999, 121 и посл.). Но при этом соотносятся два пласта или уровня дискурса: ситуация текущего общения и ситуация тема, т. е. собственно рассказ (ср. Гольдин, там же).
4. Верификационная функция вот как индикатора внутренней диалогичности
Какую роль в соотношении этих пластов играет частица вот? В ранее написанных статьях (Krause 2006, Краузе 2006) была указана роль частиц да, ага, угу в анализируемой здесь позиции и определена их функция как верификативная. Они соотносятся с предыдущим рассказом (с темой ситуацией), проверяя (эвалуируя) и удостоверяя (верифицируя) его с позиции текущего общения (hic et nunc). Эту функцию можно перефразировать следующим образом: Да, так было. Безусловно, она связана с коммуникативно ментальной спецификой рассказа воспоминания. Предполагается, что функция вот очень близка функции да, ага, угу, но вместе с тем можно выделить некоторую специфику, связанную с дейктическим компонентом в значении частицы вот (см. ниже).
Верификация имеет смысл, конечно, только с позиции hic et nunc говорящего в ситуации актуального общения. Поэтому утверждается, что частицы в верификационной функции, всплывая время от время в когерентном потоке рассказа воспоминания, указывают на дискурсивные переходы (Krause 2006). Они функционируют аналогично тем словам и выражениям, которые тематизируют процесс или результат воспоминания (см. параграф 3) – с той разницей, что частицы да, ага, угу скорее направлены на когерентность воспроизведенных фактов и событий (тем ситуаций). Но по сути их появление в речи рассказчика говорит о том же, что упомянутая тематизация воспоминания: Имеет место процесс мониторинга, т. е. рассказчик активно следит за процессом воспоминания и изложения.
При этом переход на другой дискурсивный уровень имеет свой коррелят и в просодии. Вот, точно так же, как частицы да, ага, угу, в функции верификатора следуют за завершенными в смысловом и интонационном плане высказываниями. При этом частицы носят самостоятельное ударение и нередко обособлены паузами. Они, как правило, реализуются с падающей интонацией. Но, кроме того, можно показать, что частицы просодически выделяются еще и тем, что создают особый, четко воспринимаемый тональный регистр: По отношению к общему потоку речи рассказа они звучат относительно низко. Впечатление слухового восприятия соотносимо с акустическими данными: да, ага, угу реализуются стабильно в нижней трети объема голоса говорящего (Krause 2006: 263 и посл.).
Таким образом, можно предположить, что дискурсивные уровни – актуальная коммуникативная ситуация (дискурс текущего общения), с одной стороны, и дискурс рассказ (тема ситуация), с другой, – в таких случаях маркируются просодически.


А a! Жизня хуёвая, никому я не нужна. Вот. Вот такая житуха.

Рис. 1. Осциллограмма и частота основного тона фрагмента CHO1 23 07 01:
А a! Жизня хуёвая, никому я не нужна. Вот. Вот такая житуха.
(Расшировка: Л. Л. Касаткин)

Это происходит и с частицей вот (ср. рис. 1). Но в отличие от частиц да, ага, угу, частица вот часто сопровождается подытоживающими фразами типа Вот такая житуха; Вот так вот и под. (ср. примеры (6)−(7)).

(6) CHO1 23 04 (Расшифровка Л. Л. Касаткин)
– [...] А ну пережили эти всё, пошёл и хлеб вольно, вот так пошёл хлеб, хорошо. Ну тут ещё яички это отменили и шерсть, эт(о) всё отмянили. Вот. Вот она какая была житуга (= житуха).

(7) CHO1 23 14 (Расшифровка Л. Л. Касаткин)
– [...] Два раза привяла и как рукой сняло. Но она, правда, мне хорошо помогла: маслица дала, на плат(ь)ю дала за это дело. Да. Вот. Вот так вот.

Как можно интерпретировать специфику функции вот в данной позиции? В своей статье о частице вот В. Е. Гольдин (1998) обсуждает проблемы синонимии вот и да. Он показывает, что вот в интересующей нас дискурсивной позиции активизирует отсылочный (дейктический) семантический компонент. Разница между вот и да связывается им с тем, что вот отсылает к правильности речевого акта – в отличие от частицы да, которая указывает на истинность высказывания. С нашей точки зрения, аргументом того, что при употреблении вот усиливается метакоммуникативный или даже метакогнитивный элемент, может служить следующий пример В. Е. Гольдина:

(8) Вытегорский район Вологодской области
– Д.: Прямо сто солому берут и прямо сверху этих снопов накладывают? Да?
– Да, да. Вот вот. На этот на стог нак(ладывают).

Если с помощью Да, да признается правильность факта, то высказывание Вот вот передает оценку умственного процесса, направлено на метакогнитивный акт. Эту специфику вот можно проиллюстрировать еще на следующем примере (9) (Гольдин 1998):

(9) – Стало быть, вы его видели?
– Да. // Вот.

(*9) – Вы его видели?
– Да. // *Вот.

Первый вопрос (9) выражает предположение факта. Соответственно, ответ может фокусировать сам факт (да), или же предположение (вот). В (*9) мы имеем дело с вопросом о самом факте, поэтому употребление в ответе вот, указывающее на подтверждение умственного акта, не вероятно.
Из этого можно сделать вывод, что вот в исследуемой позиции после завершенного высказывания оперирует точно так же, как частицы да, ага, угу, как верификатор и соотносит рассказанное с позицией (и умственной активностью) говорящего в ситуации hic et nunc актуальной коммуникации. Но, видимо, специфика вот в том, что усиливается метакогнитивный компонент верификации, который можно перефразировать так: Да, так было. Правильно восстановила (и рассказала).
5. Выводы
Таким образом, учет особенностей жанра рассказа воспоминания способствует выделению у частицы вот дискурсивной функции верификации. Она проявляется именно тогда, когда вот – аналогично да, ага, угу – выступает после завершенного высказывания, образуя при этом отдельную интонационную единицу. Традиционно в этой позиции выделяется делимитативная функция частицы вот, ее завершающая функция, хезитативная функция (filler). Мы же видим теоретическую связь своей концепции с положением М. Лейнонон о «confirming particle», разработанным по отношению к диалектному дак (Leinonen 2002), и с трактовкой вот как «transition marker» (Kuosmanen/Multisilta 1999).
Итак, подведем итоги:
• Вот, так же как и да, ага, угу, после законченного высказывания, образуя самостоятельную интонационную единицу, маркируют переход (transition) на другой дискурсивный (коммуникативный) уровень.
• Этот переход обозначается не только лексически (лексемой частицы), но и просодически.
• Вот, так же как и да, ага, угу, выполняют функцию подтверждения, верификации фрагмента рассказа воспоминания.
• Это возможно только с позиции hic et nunc ситуации, в которой происходит актуальное общение (в нашем случае – автобиографически нарративный интерьвю).
• Таким образом, частицы вот, да, ага, угу, можно рассмотреть как индикаторы контроля (мониторинга) повествующего над своим рассказом воспоминанием.
• Можно предположить, что вот при этом оперирует в большей степени на уровне метакогнитивной оценки, в то время как да, ага, угу сильнее ориентированы на верификацию когерентности фактов как результат процесса воспоминания рассказа.

Литература
Bortz, J. Forschungsmethoden und Evaluation fr Human und Sozialwissenschaftler [Text] / J. Bortz, N. Dring. – Berlin, 2003.
Bhler, K. Sprachtheorie. Ungekrzter Neudruck der Ausgabe von 1934 [Text] / K. Bhler. – Stuttgart 1999.
Krause, M. Erinnerndes Erzhlen – erzhlendes Erinnern: Dialogizitt und Perspekti vierung in autobiographischen Erzhlungen [Text] / M. Krause // Berger Th., Raecke J., Reuther Th. (Hg.) Slavistische Linguistik 2004/2005. – Mnchen, 2006. – S. 247–270.
Kuosmanen, A. Nu and vot in Spoken Russian [Text] / A. Kuosmanen, T. Multisilta // Scando Slavica 45 (1999). – S. 49–64.
Leinonen, M. Morphosyntactic Parallels in North Russian dialects and Finno Ugric Languages [Text] / M. Leinonen // Scando Slavica 48 (2002). – S. 127–146.
Rathmayr, R. Die russischen Partikeln als Pragmalexeme [Text] / R. Rathmayr. – Mnchen 1985.
Rosenthal, G. Erlebte und erzhlte Lebensgeschichte. Gestalt und Struktur biographischer Selbstbeschreibungen [Text] / G. Rosenthal. – Frankfurt/Main; New York, 1995.
Schtze, F. Biographieforschung und narratives Interview [Text] / F. Schtze // Neue Praxis 13 (1983). – S. 283–293.
Программа собирания сведений для составления диалектологического атласа русского языка [Текст] / отв. ред. Р. И. Аванесов. – М., 1947.
Аванесов, Р. И. Очерки по русской диалектологии [Текст] : Ч. 1. / Р. И. Аванесов. – М., 1949.
Борисова, И. Н. Русский разговорный диалог. Структура и динамика [Текст] / И. Н. Борисова. – М., 2005.
Гольдин, В. Е. Теоретические проблемы коммуникативной диалектологии [Текст] / В. Е. Гольдин. – Саратов, 1997.
Гольдин, В. Е. Заметки о частице «вот» [Текст] / В. Е. Гольдин // Лики языка. К 45 летию научной деятельности Е. А. Земской. – М., 1998. – С. 40–47.
Демешкина, Т. А. Теория диалектного высказывания [Текст] / Т. А. Демешкина. – Томск, 2000.
Долгов, И. Употребление частицы вот в русской разговорной речи [Текст] / И. Долгов, М. Лейнонен // Scando Slavica 34 (1988). – С. 127–146.
Земская, Е. А. Русская разговорная речь: лингвистический анализ и проблемы обучения [Текст] / Е. А. Земская. – М., 21987.
Китайгородская, М. В. Речь москвичей: коммуникативно культурологический аспект [Текст] / М. В. Китайгородская, Н. Н. Розанова. – М., 22005.
Краузе, М. Архивация и обработка диалектных записей: опыт славистов из Бохума [Текст] / М. Краузе, К. Саппок // Касаткин Л. Л. Материалы и исследования по русской диалектологии I (VII). – М., 2002. – С. 382–390.
Краузе, М. Уж это я помню! Диалогичность и верификационные стратегии в нарративах диалектоносителей русского языка [Текст] / М. Краузе // Актуальные проблемы русской диалектологии: м лы Междунар. конф. (Звенигород, 23–25 октября 2006 г.); отв. ред. Л. Л. Касаткин. – М., 2006. – С. 106–107.
Овчинникова, Т. Е. Членение пространства смысла (по данным усилительных частиц) [Электронный ресурс] / Т. Е. Овчинникова // Труды международной конференции «Диалог 2007». – М., 2007, С. 432–435. – Режим доступа: www.dialog 21/dialog2007/materials/pdf/66.pdf (24.8.2007)
Сафонова, Н. И. К вопросу о возможности наречного функционирования слова вот (на материале ангаро ленских говоров) [Текст] / Н. И. Сафонова // Аванесов Р. И., Горшков А. И. (отв. ред.) Диалектография русского языка. – М., 1985. – С. 150–151.
Шапиро, А. Б. Очерки по синтаксису русских говоров [Текст] / А. Б. Шапиро. – М., 1953.
Шмид, В. Нарративные уровни «события», «история», «наррация» и «презентация наррации» [Текст] / В. Шмид // Григорьев В. П., Фатеева Н. А. (ред. сост.) Текст. Интертекст. Культура. – М., 2001. – С. 25–40.

Патч 3.2 Тактика колизей авангарда все боссы и энкаунтеры

Все про авто и водителей