Специфика управления в современном русском языке

Ряд специфических черт управления был отмечен нами ранее. Так, управление может быть квалифици-ровано как вид синтаксической связи, основанной на совмещении двух видов валентности – валентности гла-венствующего и валентности зависимого компонента словосочетания. Потребность господствующего компо-нента в распространении может сталкиваться с различными проявлениями способности к присоединению ком-понента зависимого. Сильное управление основывается на двусторонности (двунаправленности) этого вида связи, слабое управление может быть истолковано как связь односторонняя (однонаправленная). Будучи дис-куссионной по своему характеру, такая постановка вопроса, однако, вполне согласуется с весьма распростра-ненным в языкознании широким пониманием управления, при котором «управляющими признаются любые падежные формы в зависимой позиции, за исключением тех, которые оторвались от своей парадигмы и в той или иной степени адвербиализировались, т. е. употребляются в ослабленном значении падежа и, следовательно, не потенциально, а реально находятся на пути к примыкающим частям речи» [Валгина 2000, с. 53]. В развитие заявленной темы считаем необходимым отметить следующее.
По традиции управление соотносят с именами, обладающими категорией падежа. При этом флексия зависимого компонента рассматривается как своего рода маркер установленной связи. Однако, как явствует из анализа языкового материала, русский язык изобилует примерами «немаркированного», «неморфологического» управления – особенность управления, отмеченная в свое время А. Е. Кибриком [см. об этом: Кибрик 1977, с. 105]. Ср., например, ставшую нормативной не только в устной, но и в письменной речи редукцию падежной флексии у имен собственных. Например: На лестничной площадке […] вумэн […] беседовала с посетителем […], похожим на Макс фон Зюдов (Э. Лимонов). Ср. также «продукты» деадвербиализации – окказиональную лексику нефлективного типа, широко представленную в современном русском языке. Например: – А что у неё [Саши] вообще может произойти? […] Школа её никуда не денется […]. Сын в хорошем далеке (Г. Щербакова).
Характерной приметой современного русского языка является такая разновидность немаркированного управления, как использование оригинальной иноязычной лексики в зависимой позиции словосочетания. На-пример: Но покажите мне хоть одного иностранца, приехавшего в Германию без святой и наивной веры в не-мецкий «орднунг»! (О. Бешенковская).
Весьма частотны также случаи, когда в зависимой позиции оказываются не имена существительные, а их функциональные аналоги – глаголы, наречия и др. Например: Речь шла не о работе, а об выпить, посидеть (А. Мелихов). Мое «теперь» отличается от моего «раньше» (Р. Полищук). Нередко в функции зависимого суб-стантива используются словесные комплексы, в том числе фрагменты прямой речи. Например: По крайней ме-ре я […] довольна, что отложила самоубийство на «когда протрезвею» (Н. Джин). Женщины в Москве снима-ют с себя лишнее всегда как – то уж больно неожиданно, без предупреждения накануне и все разом, словно сговорившись, и всегда с оглядкой на дождь, на «временами облачность, грозы, осадки» (А. Мамедов).
Феномен немаркированного управления, несущественный на первый взгляд, имеет принципиальное значение для теории предлога. В частности, он свидетельствует далеко не в пользу трактовки предлога как вида морфемы, образующей вместе с падежной флексией имени особое морфологическое единство или субморфе-му – мнение, широко представленное как в отечественном, так и зарубежном языкознании [подр. см. об этом: Вуттке 2001, с. 67–68]. Представляется, что именно отсутствие облигаторного соотношения предлога и флексии образует основу многочисленных межкатегориальных замен. Кроме того, характеризуя управление с количест-венной точки зрения, следует оговориться, что управление являет собой такой вид синтаксической связи, при которой главенствующий компонент словосочетания может требовать постановки в определенной грамматиче-ской форме как одного, так и нескольких зависимых компонентов. Речь идет о морфологическом оформлении, например, двух имен, объединенных сочинительной связью в один синтаксический член, а также составных существительных, находящихся в зависимой позиции. Например: «Сказка о рыбаке и рыбке» (А. Пушкин). По голому животу тетеньки на стене ползет таракан. А теперь он переполз на… точечку – титечку – тетечку (М. Вишневецкая). Приведенные примеры однородного соподчинения свидетельствуют, что трактовка предло-гов как особого вида морфемы делает понятие морфемы расплывчатым, а количество морфем – трудно исчис-ляемым.
Отсутствие флексии многие исследователи, как правило, автоматически связывают с понижением зна-чимости словоизменения и, соответственно, с тенденцией русского языка к аналитическому типу передачи грамматических категорий, при котором, в частности, основным средством выражения и дифференциации от-ношений между словами становятся предлоги [см. об этом: Милославский 1981, с. 99]. Не вступая в дискуссию по этому вопросу, отметим, однако, что выводы об отношении предлогов к аналитическим образованиям, нали-чии восполняющего падежную систему собственно предложного управления отчасти являются преждевремен-ными, хотя бы уже по причине отсутствия однозначной трактовки самого понятия аналитизма, а также деталь-ного объективного описания семантики предлогов. Перспективным в этой связи представляется дифференци-рованный подход к решению проблемы, учитывающий прежде всего особенности лексической семантики предлогов, степень участия в формировании падежного значения наряду с предлогом обоих компонентов сло-восочетания, разноуровневый характер проявления аналитизма. Известно, с одной стороны, что предлоги обра-зуют вместе с зависимым субстантивом неразложимый на синтаксическом уровне единый член предложения (синтаксический аналитизм). С другой стороны, у объектных образований, построенных на основе сильного немаркированного управления, предлог, будучи незначимым в семантическом плане как в сочетании с зависи-мым компонентом, так и в изолированной позиции, тяготеет к компоненту главенствующему, входит в его смысловую структуру, образует вместе с ним одновалентное единство, управляющее тем или иным падежом (морфологический аналитизм). См. приведенный выше пример, в котором в омонимичной словоформе «на Макс фон Зюдов» предлог «на» не является сам по себе носителем падежного значения, а реализует таковое только в сочетании с адъективом «похожий». Ср.: (похожий на) + Макс фон Зюдов.
Управление представляет собой исторически сложившееся сложное синтактико морфологическое об-разование со многими особенностями, индивидуально присущими тому или иному языку. В некотором смысле в аспекте синхронии управление может быть истолковано как своего рода правила или нормы морфологическо-го оформления синтаксических связей слов. Мера нормативности обычно считается критерием правильно-сти/неправильности речи. Вместе с тем, управление не есть нечто раз и навсегда данное, постоянное, незыбле-мое. Наблюдения над современным русским языком позволяют констатировать многочисленные случаи ненор-мированного или модифицированного управления. Отметим некоторые из них.
В первую очередь следует обратить внимание на активизацию процесса унификации управления, в ос-нове которого лежит изменение управления лексической единицы по аналогии с близкими по смыслу словами. Например: О постельном белье и тарелках разногласий не возникало (А. Хруцкий). Ср.: «спор, дискуссия о = разногласия о». Его жена страдала аллергией к табачному дыму (Н. Коняев). Ср.: «неприязнь к = аллергия к». Намёк про задаток за дом у художника тлел в мозгу (Т. Набатникова). Ср.: «разговор про = намек про».
Принцип семантической аналогии нередко приводит к обретению управления лексическими единица-ми, ранее таковым не обладавшими. Например: У Досиске меж тем завелась мыслишка: найти мне […] кварти-рантку […]. В том его мутном потоке попадались иногда довольно гениальные соображения. Совет о кварти-рантке оказался как раз таким (Т. Любецкая). Ср.: «мысль о = совет о». В доме поселилась тревожная […] тай-на. И это тайна про меня, только про меня (Л. Бородин). Ср.: «информация про = тайна про».
Одной из примет языка современной художественной литературы можно считать модификацию управ-ления, обусловленную окказиональным изменением семантики главенствующего компонента словосочетания. Например: Он [Фурман] торопливо оглянулся на официантов, словно испугавшись, что они подсматривают его мысли (И. Муравьева). Ср.: «подсматривать» в значении «угадывать». Он [сосед] стоит и подолгу курит […]. О чем он курит? (А. Мамедов). Ср. «курить» в значении «думать, размышлять». [Настя и Миша]: – А по-чему Гюго не дают сразу по две штуки? […] – А чтобы не спекулировали! Про каждого человека так и подоз-ревают? Про каждого! (Н. Горланова, В. Букур). Ср.: «подозревать» в значении «плохо думать».
Своеобразный «обмен» компонентами как результат контаминации двух разных словосочетаний зачас-тую сказывается на управлении. Например: Она [сестра] вышла замуж в другой город (Т. Набатникова). Ср.: «вышла замуж и переехала в другой город». Олег рассчитался с работой, так как ему исполнилось восемна-дцать и он должен был пойти в армию (Т. Набатникова). Ср.: «Олег рассчитался и попрощался с работой».
Случаи контаминации и аналогии не следует смешивать с таким смежным явлением, как структурное опрощение словосочетания. Известно, что на основе управления возникают как бинарные, так и осложненные (комбинированные) образования, которые в процессе речевой коммуникации могут подвергаться различным видам структурной модификации, проявляющейся, например, в элиминировании главенствующего компонента словосочетания. Например: Он [Чупро] шагнул за порог и возвестил о себе связкой ключей по притолоке
(В. Ковылов). Ср.: «Возвестил о себе, постучав связкой ключей по притолоке».
Определенный интерес представляет редукция непосредственно зависимого компонента, т. е. компо-нента, занимающего первичную зависимую позицию. Например: Да и сам брак давно стал для Сенчука некоей формальностью, заполненной клеточкой личного чекистского дела […], подтверждением об имеющихся на суше заложниках, коли надумает он […] уйти на Запад (А. Молчанов). Ср.: «Брак стал подтверждением ин-формации об имеющихся на суше заложниках». По нашим наблюдениям, наиболее часто редукции подверга-ются зависимые словоформы с предлогом «про». Например: Из комиссии попросили про инвалидов не петь. Лучше уж про журавлей. Люблинские согласились, но сказали, что они тогда добавят про фюрера […]. Про фюрера разрешили без прослушивания (А. Приставкин). Ср.: «Добавить, разрешить песню про фюрера».
Общепринято, что подчинительная связь, лежащая в основе построения комбинированных словосоче-таний, устанавливает определенную ступенчатость (последовательную иерархию) зависимостей, своеобразную цепь словосочетаний, в которой каждый подчиненный компонент предшествующего звена оказывается одно-временно подчиняющим в отношении последующего. Редукция зависимого компонента в указанных выше примерах не приводит к преобразованию синтаксических связей, как это может показаться на первый взгляд: словоформы «об имеющихся на суше заложниках» и «про фюрера» не становятся непосредственно управляе-мыми, а сохраняют статус предложно падежных форм, занимающую вторичную зависимую позицию. Таким образом, дискретность как непоследовательность оформления подчинительной связи становится одной из при-мет управления в современном русском языке.
Наряду со сказанным следует отметить, что одним из видов модификации осложненного зависимого члена может быть свёртывание ряда его компонентов в однословное именное выражение. Компрессия такого рода нередко приводит к модификации управления. Например: [Таня]: – Я по венам специалист. Два года с ве-нами занимаюсь. (Л. Улицкая) Ср.: «заниматься с венами» в значении «заниматься с больными, у которых про-блемы с венами».
Рассмотренный материал позволяет сделать вывод о том, что в основе модификации управления лежат как сугубо лингвистические, так и экстралингвистические факторы. Например, тенденция к экспликации се-мантического фактора, проявляющаяся в унификации управления по лексическому принципу, может быть ква-лифицирована как один из способов реализации принципа экономии в языке. В то же время за счет контамина-ции словосочетаний достигается не только сокращение поверхностной структуры высказывания, но и расшире-ние сочетательных потенций лексических единиц, своеобразие и нетривиальность стиля художественного про-изведения. Таким образом, помимо основной – строевой (конструктивной) функции управление начинает обре-тать несвойственные его природе дополнительные функции. Существенное значение при этом имеет, на наш взгляд, опосредованный характер заданности падежной формы. Складывается впечатление, что в современном русском языке наметилась тенденция, когда форма зависимого компонента словосочетания обуславливается не столько лексико грамматическими свойствами главенствующего слова, сколько переподчиняется коммуника-тивным намерениям говорящего. Например: Отчетливо вижу учителя истории про наше время […]. Под мыш-кой у него наглядные пособия. И чего там только нет! […]. А вот и про последнее десятилетие: лечит право-славная целительница […], а вот и сто процентов излеченных от алкоголизма (А. Хруцкий). В данном примере благодаря модификации управления существительное «история» меняет свое значение и означает уже не учеб-ный предмет, а досужий вымысел, легенду. Тем самым достигается эмоционально оценочное восприятие исто-рии нашего времени, ее негативная оценка. В следующем примере посредством ненормированного управления образуется окказиональная омофония («из БАНи» – «из бани»), порождающая общую двусмысленность выска-зывания, в котором ощущается авторская ирония по отношению к серьезному научному учреждению. Ср.: Приходилось уже спешить, потому что маму моей подруги могли вот вот выпихнуть из БАНи на пенсию, и тогда доступ к запасникам Библиотеки Академии Наук для всех нас закроется (О. Бешенковская).
В заключении отметим следующее. Характерной приметой управления в современном русском языке следует считать его немаркированность. В противном случае за рамками объяснения остаются многочисленные примеры построенных на основе подчинительной cвязи синтаксических образований, зависимый компонент которых никоим образом не соотносится с категорией падежа. Управление, таким образом, отчасти может быть истолковано как зависимость грамматической формы слова от слова. Вместе с тем, феномен немаркированного управления не следует отождествлять с проявлениями аналитических черт в грамматическом строе русского языка. Нарастающее влияние семантического фактора на управление есть не что иное, как лексикализация это-го вида связи, ее частичное преобразование из связи сугубо грамматической в связь лексико грамматическую. Кроме того, изменение лингвистической природы управления может заключаться в его экстралингвистической детерминированности, переподчинении формы зависимого компонента словосочетания коммуникативными намерениям говорящего. Представляется, что решение вопроса о синтаксических связях слов возможно, в част-ности, за счет расширения лингвистической аксиоматики, позволяющего иначе взглянуть на традиционные языковые проблемы.